Поиск по сайту



1973 г. Ледник Абрамова

Из дневника Степана:

"15.06.1973  Ночуем за перевалом в Ферганской области. На перевале было холодно, а здесь теплый воздух восходит из долины  широкой волной. Спать однако же  почти не пришлось - даже завернувшись в брезент, в одной рубашке не поспишь -  прохладно.

Вертолет подымает стены пыли, а куры разбегаются с поля. Начальница аэропорта  гоняется с камнями за местными  пастушатами, глазеющими на самолет. 

 С последним  рейсом МИ-8  прибыли на Ледник. Летели над  острыми сыпучими  хребтами гор, переваливая  через снежные седловины. Впервые задумался о мужестве вертолетчиков - опасная и романтическая профессия...

...Сижу на камне в 100 метрах над домиками, они надежным комплексом приросли к морене. Внутри комфорт. Главный корпус деревянный, 3 вспомогательных из алюминия. Флаги на мачте. Ребята в бородах.

...Ледник  похож  на реку, готовую сбросить  зимний панцирь, вспученный и расколотый трещинами. Воздух чист и свеж. Немного ощущается высота 4200 м - недостаточно низинных вдохов, и приходится вдыхать раза в три больше.

Гена Вотрин  провел со мной экскурсию  по станции и рассказал о ее назначении.  Две  калории на квадратный сантиметр - постоянная величина от солнца. Влияет только  облачность. 

...Мы на 4400 м. Фирн, захламленная и продымленная будка зимовщиков, метеоплощадка, шурфы и белое безмолвие.

Тень от вершины легла на Ледник
В белом безмолвьи вьются снежинки
В снежных страницах исписан дневник...

3 часа тащил канистру с керосином на лыжных санях. Рывки и перегрузки вызывали головокружение и неприятные ощущения в сердце.

Вечером небольшой кайф, вернулся Саша Лаптев из Янгиабада. Песни и анекдоты. Потом я назначен дежурным на утро и объявлен отбой. Два часа не мог заснуть - 6 человек на восьми квадратных метрах- храпят, стонут и толкаются. Пришлось ретироваться  в предбанник, где пытался приготовить завтрак, но попытка закончилась провалом - керосинка не разогрелась, зато кастрюля талой воды  упала на голову и т.д. Всё в кромешной темноте. Взял спальник и устроился  в предбаннике на мешке с сахаром. В 6 часов был разбужен Санькой и стал варить гречку.

Утро чистое и голубое. Весь Памир на ладони. За зубцами ледниковых "сторожей" вдалеке виден  пик Коммунизма. Горы, как всегда, молчат и, как всегда, говорят слишком много.

Женя Жуков, смешной 26-летний романтик, все время делает добрые дела - то чинит примус, то поет старые песни. Боря Кислов, наш начальник, Боб, добродушный пахарь-гляциолог, постоянно болеет душой за работу, что не мешает ему веселиться  и петь наравне со всеми. Серега Польща, десятиклассник из Янгиабада, тих и незаметен, а его земляк Саня, красавец и мастер на все руки, поведал мне о своих увлечениях охотой, радиоделом  и электромузыкой. Ему скоро в армию...

Слава Кесин - 30 лет, моторист. Совершенно не следит  за внешним видом, баламут и балагур. Развито чувство товарищества, отзывчив и  сообразителен. На двери в дизельную - "А нужен ли ты здесь?". За внешней  безалаберностью - грусть. Замкнут, если речь касается личного. Вписывается в ансамбль базы.

21.06.1973. С самого утра ковырял шурф. Снег слежался  и смёрзся - приходится бить ломом. Тяжело выбрасывать глыбы - высотная одышка. Солнце палит прямой наводкой, шкура облазит, на носу  у меня  бумажка от глюкозы, и черные очки - без очков нельзя. 

А над Памиром кучёвка.  Удивляет необычная тишина и белизна  снега.

Нужно выкинуть 25 кубометров снега, кидаем втроем... Боб  ошибся на 2 метра. Шурф нужно перекапывать - требует гляциология в лице Боба. Скоро 8. Солнце садится. Памир в гамме полутонов заката.

22 июня. Уже впятером заканчиваем шурф. Ночь спал в прихожей. Уши болели, будто отмороженные - так обгорели. Чувство апатии: болит горло, язык обложен, работать неохота - вчера закончили в 10 вечера. С божьей помощью к вечеру выкинули 50 кубометров снега. Я разок свалился на фанеру, а шеф раскипелся, что не место шуткам. Он послал меня варить ужин. Я почистил картошку и поставил вариться. Санька - волосанька крутит транзистор. Музыка навевает воспоминания, и я уже не замечаю грязных мешков, вони керосина. Я чувствую за спиной угасающий Памир и слушаю нежных "индианов"...

...После зимовки, где основным блюдом была тушенка, Боб приехал  погостить к родителям. Мяса нет, но мать где-то раздобыла тушенку, и угощает сына...

С 23 июня на гидростворе. Он под самым языком ледника, метрах в 150. Ледник иногда прыгает  метра на 2-3 в сутки, а постоянная скорость - 1 -1,5. Язык омывается двумя мутными  потоками, будто слюнные железы.

 Я сижу в домике один. Домик 3х3, стоит на метровой  бетонной дамбочке. Вода каждую ночь поднимается почти  до пола и стучит камнями, вымытыми  из берега. Каждые 6 часов я делаю метеонаблюдения - за   температурой, ветром, облачностью - "cirrus'ы" и  "cumulus'ы" .  Сон здесь лучше, чем на фирне. Даже сны хорошие. Правда, никак не выправлюсь  со здоровьем - постоянно воспаленное горло. Но жить здесь можно - простор для воспоминаний. С каким удовольствием переживается каждая забытая или случайная встреча. Тянет к давно забытым людям, запоздалая  благодарность тянет.

  Увы! И в 30 лет мне не погасли
Моих друзей забытые глаза,
Ведь одинок  я был и счастлив,
А этого нигде забыть нельзя.
И вы, друзья, совсем не те, что были
В то невозвратное, далёкое "Тогда",
Вы и себя, быть может, позабыли,
Но в памяти моей вы молоды всегда.

 27 июня.   Вот я и стрелочник в своей будке, вот я и фонарщик.  До людей далеко, и потому  все гурьбой - и совсем  почти позабытые, и недавно оставленные. Мне одиноко и хорошо, я как будто сошел с бешеного круга, по которому мчатся  все те, с кем связано мое сердце. Я один, и угрюмый шум мутного потока  под окном сторожит мою тишину. Горы равнодушны ко мне, но когда я бреду по валунам и осыпям, всматриваясь   до радужных мерцаний в глазах себе под ноги, мечтая об алмазах и  изумрудах, горы дарят мне самые неожиданные и удивительные камни. Горы же нашептывают  мне о позабытом прошлом - яркой до конкретности становится каждая давным-давно прошедшая встреча, нестерпимо желанным  становится  равнодушно отвергнутый когда-то человек. И Ужгород, который я ненавижу и люблю, вновь предстает  передо мной каждой улицей, где я бродил, каждым домом, возле которого  я торчал, ожидая свидания...

  "Ностальгия,
       гаснут песни.
Лишь один  забытый образ
Все стоит перед глазами
И зовет, зовет вернуться.
Ностальгия, бич печальный
Палача, чье имя - память
Я опять в твоих объятьях, 
Не могу никак очнуться. 
Как я рад, что тело медлит
По годам промчаться вихрем,
Как я зол, что память ценит
То, к чему возврата нету..."

 

 

 Ледник Абрамова-1973

  В самом сердце Азии,
В гордом безобразии
Горы, скалы, снег да лёд,
Да кое-где арча растет,
Там ледник на леднике
И Китай невдалеке -
Ну всё для геологии 
И для гляциологии!

На леднике Абрамова
Парни пашут бравые:
Бурят лёд, копают снег
Да баб зовут во сне.
Не хочу я лед бурить,
Не хочу шурфы я рыть!
Эх, гляциология 
И метеорология!

Мы ребята мирные,
И дела нет до фирна нам.
А ледник весь в трещинах, 
И нету рядом женщины.
А Лариса с кошкой Масей
Ну ни рыба и ни мясо!
Эх, гляциология 
И метеорология!

Вон бараны прут и прут, 
Одному из них капут.
Правда, только жилы в нем,
Но мы его и так сжуём.
А от тушёнки с гречкою
Я сам стану овечкою.
Ведь без аккумуляции 
Не будет и обляции!
А если ты уже пожрал,
Значит, следует аврал.
А из нас работники
Ну словно на субботнике.
Раз-два, взяли, еще раз
Полчаса и на матрац.
Ведь без аккумуляции 
Не будет и обляции!

Порою на собрании
Шеф скажет в назидание:
-Какие ж вы противные,
Безынициативные!
Ну что начальничку сказать?
-В Боба-шурфа душу мать!
В мать гляциологию
И метеорологию!

А когда придет расчет,
Шеф расходы все учтет:
Курево, питание, взаимопонимание,
35 да 25, да умножить всё на 5.
Вот гляциология и метеорология!

Скоро смену привезет
Божья птичка-вертолёт.
И снова парни бравые
На леднике Абрамова -
Бурят лёд, копают снег
Да баб зовут во сне!